Сельская коррида: смех сквозь слезы

Испуг, оторопь, оцепенение, испарина, трусливость, дрожь, захватывания духа, мурашки, и некоторые разновидности поноса – все это, надо понимать, производные
одного – страха.
Каждый, отведавший подобное меню, позже утверждал; что никакого ощущения кроме
ощущения страха, ему не ощущалось.
Такой же набор жути, или почти такой, проосязал и я. А вот испытать,
что такое животный страх мне долгое время не удосуживалось, и я уже замысливал
покориться судьбе, думая – ну и слава Богу.
Но жизнь прожить, не поле с одуванчиками приватизировать. Это только в сказках можно всю жизнь прожить припеваючи, развлекая с печи чью-либо дочь, а в были да в широкой стране моей родной можно только с кресла смешить до слёз весь честной народ. Но припеваючи всех смешить удаётся только некоторым с окончанием на «....хам». Мне же затесаться в эти « только некоторые» не сподобилось, поэтому и пришлось сталкиваться со всеми прелестями жизни без кресла.
А прелести животного страха мне предоставило само животное.
В те, не такие уж далёкие времена, окончательно и бесповоротно построенного ТАМ, наверху, всё равно находилось что-то недостроенное ЗДЕСЬ , внизу.
В пример тому, в нашем районе был недостроен сарай для голландских быков-производителей, точнее – осеменителей. Завезены эти особи, их и бугаями-то
назвать язык не поворачивается, были в наспех построенный зимний сарай.
А на лето их перевели недалеко, метров четыреста в сторонку, под летний навес. У нас на неугодьях строить не принято. Всегда выбирается лучшее ровное чернозёмное поле и на нём начинается рытьё, перекопки, воздвижения, так было и здесь – широченное поле и посередине - сарай для скотины.
Я в те времена работал в «летучей бригаде слесарей» по механизации молочно-товарных ферм. Однажды утром бригадир нас радует:
– Сегодня едем «голландский» сарай до ума доводить...
Работа у нас разьездная, так что мы всегда готовы пионерами. Приехали на место грядущих дерзаний: степь, одинокий сарай и вдалеке какой-то навес. Там, кажется, быки или что-то похожее.
Выгрузились. Здесь нам быть около месяца. «Летучка» уехала за трубами. Решили
начинать с автопоилок. Вообще-то бригадир здесь был и раньше, и с местным
начальством уже всё было определено. Нас и тогда, как и сейчас, ни о чём не спрашивали.
И мы приступили, перекрестясь. Работа знакомая, опыта не занимать.
В бригаде нас шестеро, два бывших фронтовика и остальным за пятьдесят. Я самый молодой, но и мне за тридцать. Все курящие, все употребляющие. Не знаю где как, но тогда в любых бригадах непьющие долго не задерживались.
На обед расположились в сарае: тенёк, прохлада, ветерок от настеж распахнутых,
торцевых ворот. Сарай больше полусотни метров длиной, почти пуст: деревянный
настил, ясли у стен и стойки посередине вдоль сарая.
Еду на обед брали с собой и набор каждого можно было угадать месяцем раньше:
огурцы, помидоры, картошка, яйца и сало, да ещё полбулки хлеба и соль в спичечной коробочке. Харч был прост, но каждый брал на троих – «мало ли чо!».
В обед неписанный закон, мы не пили. Вечером – да, но это вечером, после работы.
Тогда наши городские пивные гудели на зависть пчёлам, как стадионы после удара мимо. Там говорили, доказывали, обещали, уверяли, курили все. Там не было только одного – слушателей.
А сейчас на настиле бригада организовала обший стол и мы расположились вокруг
цыганами. Обедал каждый плотно и успокаивался только тогда, когда становилось
трудно дышать.
Закурили. Хорошо. Тихо. Прохладно. Дремотно....Где-то там, в степи так же нехотя
порёвывают бугаи...
Лениво текущая беседа незаметно переключилась на бычью тему:
- А знаете, мужики, – начал бригадир, – неделю тому назад один из этих голландских онанистов убил нашего скотника. Махнул, зараза, головешкой, вроде слепня отгонял, и пропорол бедолаге весь живот и рёбра. Мужик и не квакнул.
Такая новость впечатляла и каждый представил себе эту жуткую сцену.
В тот злополучный обеденный перерыв дядя Федя, он же бывший фронтовик, он же сварщик, он же балагур и подковырщик начал своё:
- А что, братцы, мы бы делали и как бы мы уделались, если б сюда забрела эта махина, представляете? Представляете его характер, если он с измальства до старости скотских баб не встречал? Он же только с пробиркой интим имеет. Представляете, какой нрав он в себе выработал? Вокруг, ребятки голая степь, а он по скорости, говорят, догоняет зайчиху, представляете?
...Ещё каждый дорисовывал себе картину, на которой он в бескрайней степи со скоростью, значительно уступающей зайчихе, а сзади настигающий монстр и до того, как он «и не квакнет» остаётся.....
И тут в сарае повисло:
- Да вот же он!!!
Все повернули головы именно туда, где стоял «ОН» и окаменели.
В проёме распахнутых ворот, на свету как на широкоформатном экране стоял самый настоящий живой бугай. Критский бык, наверное, показался бы колхозной овечкой
в сравнении с этим улучшителем коровьей породы.
Да, иноземные скотские зодчие постарались: мощнейший торс, широченная морда с
отполированными пиками рог, шлифованное кольцо в ноздрях и дикой злобы
кровяной взгляд. В общем, спереди всё для боя, сзади – для пробирки.
Взглянув на это сооружение из нескольких центнеров свирепой говядины, сразу отпадал вопрос: почему в голландиях не водятся тореадоры.
Кошмарность видения троилась тем, что нежданный потрошитель стоял на свету,
а мы, сидя, покрывались инеем в тени сарая.
Бугай на долгое размышление не настраивался и решил тут же в собственном хлеву
поставить все точки над «i». Бычина гребанул копытом и, как пригоршней, закинул себе
на спину полведра пыли и щебня.
Самое поразительное было то, что у меня в голове остановились мысли.
И тот самый животный страх вперемешку с оцепенением полез откуда-то из
ливера наискосок к затылку, дубя там кожу....
Вдруг сзади раздалась быстро утихающая дробь подкованной обувки.
Мы оглянулись: к противоположному выходу мчался дядя Федя, он же бывший
фронтовик, он же балагур и сварщик. Дядя Федя шёл на районный рекорд по спринту
явно не в своей возрастной категории. Дядя как-то нереально уменьшался в размерах, всплеском вырос на свету проёма ворот и – исчез...
– Бежать, – ударило молотком по охранным инстинктам, – Бежать!
Неестественной силой ужаса нас отбросило от настила, развернуло в воздухе и мы
сплочённо рванули на улучшение дядь Фединого результата.
Теперь уже мысли замелькали как сарайные стойки: не столкнуться с бригадой,
не угодить в стойку, не отстать – отстану и – «не квакну».
Сзади, в пустеющем сарае, по деревянному настилу загрохотали заморские бычьи копыта.
Вот когда страх вцепился в наши спины десятком мартовских котов и сравнял
возрастную разницу нашей бригады. Группа рывком прибавила в скорости и нас
кучно вынесло из сарая.
«В степи драма будет в одно действие, там и «не квакну»» сверкнуло в голове каждого потенциала, мы дружно свернули вправо и понеслись обмерять бычью хазу снаружи.
Бесспорно, скорость садиста наглядно превосходила нашу, но нас выручила физика для шестого класса – быка сильно занесло инерцией. Он вагоном вымахнул из туннеля сарая, увидел нас, скрывающихся за углом, попытался развернуться, но его несло по прямой и бугай тормозя, взбрыкивал телёнком.
Мы увеличили свой спасательный отрыв, но курево и жадность к снеди сбили
дыхание на первом же отрезке неизвестной дистанции, а на прямой, вдоль
сарая, рогатый супостат вновь перечеркивал наше преимущество...
«Господи, спаси. Брошу курить, сяду на строгую диету, схожу в церковь....»
Вновь выручили повороты, и снова: дробь, топот, копыта, сердце, виски и грохот
в пустом сарае.
Возраст и степень перепуга сказались на группе – я первым выскочил из сарая
и пошел на второй круг. Сзади молодцом держался бригадир. – Следующим вынесло
бугая...
«Где остальные? Неужели подмял!» или самому стукнуло в голову, или крикнул бригадир. Это добавило прыти, но, чувствовалось – ненадолго, дыханье становилось
пламенным:
«А может это и хорошо, что и не квакну» зазмеилось где-то в глубине натуры.
Но в такт бега лихорадило: спрятаться, исчезнуть, раствориться – раствориться,
исчезнуть, спрятаться...
И тут, почти на исходе сарая, боковым зрением, я увидел своих. Они засели в амбразурах оконных проёмов и отчаянно, как мельницами, махали нам руками.
Снова спасительные повороты, и я внутри сарая, но не посередине, а сбоку вдоль
стены. Пролётом выбираю свободное окно. Есть! Теперь на ясли, ударом выбиваю
оконную раму и ныряю в проём! Всё! Буду жить!
Нет, не всё . Окна малы как бойницы. Уместился, скрючившись откормочным гусаком, и стал задыхаться.
В сарае прогрохотало и стихло, – это парнокопытная сволочь выгоняла из сарая, как хохлушка муху, последнюю жертву.
А через пару мгновений мы увидели настоящую красивую испанскую корриду...


Начальство завсегда где-нибудь в чём-нибудь да выделится от масс:
На третий круг бригадир решил идти один, не сбавляя скорости. И по его поведению было видно, что нашему начальнику явно не хотелось послужить колбой для иноземного извращенца.
Шеф или плакал или его глаза слезились от встречного ветра. Он видел нас,
спасённых баловней судьбы, но он не мог остановиться, сзади, всё в клочьях пены,
на него нависало парнокопытное наваждение. Ужас, слёзы, мольба, упрямство – всё
перемешалось на небритом лице нашего «матадора».
Мы разом завопили, заорали, завыли, загавкали на диво мадридским эспадам,
пытаясь отвлечь рогатого маньяка от цели; но неразлучный тандем, не отвлекаясь,
через какие-то мизерные секунды, скрылся за углом.
Мы разом развернулись в своих насестах и стали смотреть на ворота.
Из-за поворота в сарай представился лишь бугаина и, мотая башкой, словно
догадываясь, что здесь что-то не так, всё же устремился к противоположному выходу.
Бригадир не появлялся, бригада прекратила дышать... Но в следующую секунду
в сарай с проворностью шкодливого кота, прошмыгнуло наше ненаглядное начальство.
Он временно залип между половинкой ворот и стенкой сарая.
– Сюда, сюда, – приглушённо засипели мы. Бригадир, затравленно озираясь, трусил
вдоль стены. Наверное выбирая свободное от рамы и стёкол окно.
– Да бей ты раму, хрена облюбовываешь, – подсказал кто-то.
Кажется до шефа дошло, но взобраться на ясли у руководства сил уже не хватало.
Двое крайних спрыгнули со своих насестов, помогать бригадиру влезть на перегородку ясель. Они сами выдавили оконную раму и подсадили руководителя
к проёму. Грузный бегун не вмещался в амбразуре, его ещё раз подтолкнули..
И тут к всеобщему ошарашиванию наш доморощенный матадор перевалился через
окно и кизяком ляпнулся наружу.
Теперь всё!! Ещё наряды не выписал, а уже отбегался, паршивец. Мы знали финал, апофиозом которого будут поминки, пирожки и компот.
И вдруг, не сговариваясь, на не понятном порыве самопожертвования, все
поспрыгивали со своих окон, подхватили бригадира, с завидной быстротой и сноровкой обогнули половину сарая и заняли исходные позиции.
Теперь счастливчик завис в проёме, и, не стесняясь коллектива, звучно икал,
наверно спасённого в это время вспоминали домочадцы.
А бык вымахал из сарая и, не обнаружив жертв, впервые за это гоночные минуты
подал голос. Невымещенная злоба, досада, свирепость смешались в этом извержении.
Рёв прокатился над нами, приподнимая крышу. Только теперь мы услышали, что
недалече тоже ревут какие-то быки.
– А что, братишечки, если эти бугаи всем стадом сюда пожалуют, представляете? И сколько их там таких симпатичных извергов, представляете? – обнаружился впервые за время гонок с выбыванием вредный дядя Федя. Это он, дядя Федя, первым облюбовал окно и заинтересовался тем, как остальные нарезали круги корриды.
В другое время и в другой позиции дядя получил бы своё, но сейчас все отрешённо
молчали.
– Мужики, давайте поможем старшому избавиться от икотки, – опять прервал паузу
сердобольный Федя, – надо напугать его чем-нибудь, говорят здорово помогает.
В ответ страдалец лишь промычал что-то на букву «б».
А наш уже как-бы безобидный знакомый бычок вновь трусил по освоенному кругу.
И вдруг на свою скотскую радость он увидел наши напряжённые рожи. Голландца
с выбрыком развернуло и он не раздумывая саданул стену под моим окном.
Меня грушей колыхнуло в проёме, но я навсегда прикипев к оконной колоде,
удержался.
Стена русского сооружения выдержала таран чужака. Бык, наверное, от досады и
нахлынувших мыслей мотал головешкой и грёб землю.
– Агааааа! Получил, стерва! – завопили мы все разом.
Всё! Теперь уж точно, будем в живых и квакать не придётся.
И действительно, как по заказу из-за угла вышел не совсем трезвый и, надо полагать,
новый скотник – отсыпался где-то в соломе, зараза.
- Мутан, Мутан, Мутик, – начал издалека скотина скотник, путая ударения и протягивая
погромщику кусок тёмного хлеба. Скотник подошёл к громиле, дал ему понюхать
краюшку, взял за кольцо и, нашему изумлению, они мирно зашагали прочь.
– Ты, гад, недоколотый, что же ты, морда, за скотиной не следишь? Отсыпаешся, харя, – начали мы свою компенсацию за пережитые потрясения.
– Будете гавкать, отпущу кроху для разборок, – огрызнулся скотник.
Нам разом расхотелось в чём-то упрекать скотовода.
Мы молча сползли со своих насестов и так же молча смотрели друг на друга атрапиновыми глазами, не зная, радоваться нам или наоборот.
В тот день мы после такого «десерта» на обед, уже не работали. Меня, как самого молодого, послали в поселковый магазин. А потом бригада в полном /слава Богу/
составе ушла на пруд нарушать неписанный закон вплоть до приезда вахтовой «летучки».
Г. Тёплый.
Т 8 918 89 29 044.